Индийская страсть - Страница 98


К оглавлению

98

— Временами я чувствую себя счастливой, — ответила Анита. — Но в Индии мне очень одиноко. Я так далеко от вас всех, Виктория! А сейчас, когда Аджит начал учебу в Англии, я стану еще более одинокой.

— Но ведь вокруг тебя всегда люди!

— Видишь ли… Одно не исключает другого.

Анита достала из своей сумочки маленький пакетик, завернутый в материю, и отдала его сестре, стараясь, чтобы этого не видела служанка.

— Возьми это на крайний случай, если тебе срочно потребуются деньги, — тихо сказала она. — Спрячь и не говори никому, что я тебе это дала.

Виктория развернула материю и ахнула. Это было ожерелье из бриллиантов, изумрудов и жемчуга, которое низам подарил ее сестре.

— Какое богатство! — воскликнула она, глядя на переливающееся в руке украшение. — Когда закончится война, я надену его, чтобы выйти с тобой на прогулку.

— Возможно, когда мы вернемся из Америки, все уже будет закончено.

— Пусть Бог услышит твои слова!

Анита попрощалась с сестрой, осыпав Викторию поцелуями и прижав к себе, потому что у нее разрывалось сердце при мысли, что она оставляет ее в таком состоянии на милость муженька-алкоголика. Конечно, она скрыла свою тоску, демонстрируя веселость и уверенность, но, как только вышла на улицу, не смогла сдержать слез и разрыдалась.

37

Пока солдаты Капурталы сотнями умирали на фронте, в Париже их верховный главнокомандующий, махараджа Джагатджит Сингх, получал наивысшую награду французского государства за вклад в войну. Церемония проходила в резиденции правительства, в Елисейском дворце, который вдохновил его на строительство дворца в Капуртале. На торжественном мероприятии, кроме Аниты, присутствовали и трое сыновей махараджи, облаченные в парадную форму: Амарджит, военный, служивший капитаном в третьей Лахорской дивизии, которая сражалась на Западном фронте; Махиджит, работавший военным корреспондентом для различных индийских газет; Каран, который еще продолжал учиться в Лондоне. Церемония была скромной и короткой. Сам Жорж Клемансо прикрепил к лацкану Джагатджита орден, сделавший его кавалером Почетного легиона. Аниту наградили дипломом сотрудницы Красного Креста. Это не бог весть что, но она была счастлива, потому что впервые в жизни ее труд получил признание. Ни в Индии, ни тем более в Англии никогда бы не произошло ничего подобного.

Чтобы отметить это событие, махараджа пригласил всех в клуб одного друга семьи, богатого аргентинского магната по имени Бенигно Масиас, статного мужчины с зализанными волосами и славой донжуана, владельца нескольких аргентинских варьете. Если для бедных людей Париж был жестоким и скучным, то для богачей он продолжал оставаться пьянящим и веселым.


Кабаре, рестораны и клубы были переполнены людьми, разбогатевшими на войне. Анита провела незабываемый вечер, потому что в клубе Масиаса танцевали исключительно танго. Как только зазвучали первые ноты аккордеона, Каран потащил ее на танцплощадку, предварительно получив согласие махараджи, который только устало кивнул сыну.

— Теперь я знаю, где ты так хорошо научился танцевать танго!

— А ты? Неужели в Капуртале? — шутливо спросил ее Каран.

— Я?.. У меня это в крови. Не забывай, что я была танцовщицей.

— Правда… The Spanish dancer! — выпалил он, не скрывая иронии. — Эти слова бросали в лицо моему отцу множество раз!

— Для многих я так и умру Spanish dancer, это то же самое, что называть меня публичной женщиной.

— Для других ты — махарани…

— Да, для тех, кто ходит босиком или погибает на фронте. А кроме них, нет никого, кто называет меня махарани.

— Для меня ты тоже махарани, потому что не боишься стоять у пушек и занимаешься всем этим. При всем уважении к моей бедной маме я готов признать, что она не смогла бы делать то, что делаешь ты.

Анита улыбнулась юноше, искренне признательная ему за слова, которые в устах одного из сыновей махараджи приобретали особое значение. Ей нравилось, что Каран продолжал вести себя так, как в тот день, когда они познакомились на свадьбе Парамджита, — естественно и мило. Он был единственным из сыновей раджи, чье поведение оставалось всегда одинаковым и дома, в Индии, и здесь, за границей. Остальные, в том числе ее муж, вели себя по-западному на Западе и по-индийски, когда возвращались в Индию, как будто не могли соединить в себе оба мира. В ее понимании Восток и Запад были как вода и подсолнечное масло. Здесь, в Париже, без давления предрассудков, связанных с кастами и религиями, без влияния их матерей и окружения, молодые люди вели себя как друзья, которыми, по мнению Аниты, они могли бы стать.


Она танцевала с сыновьями махараджи, смеялась и наслаждалась жизнью, незаметно для себя забыв о сестре Виктории, о неизбежной разлуке с Аджитом и о войне. Но Анита знала, что, когда они снова встретятся в Капуртале, эти люди, как и прежде, станут чужими, даже превратятся во врагов, которые начнут плести интриги, чтобы выжить ее из дворца. Все, кроме Карана. Ему можно верить.


В Лондоне махараджа получил Преславный орден Индийской империи из рук императора Георга V, награду за его новый вклад в общее дело: он отказался принять деньги, которые ему задолжала Англия, хотя сумма доходила до миллиона фунтов. Аните запретили присутствовать на церемонии, и она осталась в апартаментах гостиницы «Савойя», завершая с Далимой последние приготовления перед отправкой Аджита в колледж. В последний момент махараджа сообщил Аните, что не сможет сопровождать ее, когда она повезет сына в интернат. У него не было времени: он назначил важные встречи с английскими военными. Аните показалось, что он лжет. Она слишком хорошо знала Джагатджита, чтобы поверить в его объяснения. За все три дня, проведенные в Лондоне, махараджа едва появлялся в «Савойе». Честно говоря, Аджит не очень переживал по поводу того, что отец не сможет прийти проститься с ним, но Анита, догадываясь об обмане, чувствовала себя так, как будто ей нанесли смертельную рану.

98