Жены раджи решили воспротивиться его намерениям перенести зенану в одно крыло дворца L’Élysée.
— Мы останемся в старом дворце, Ваше Высочество, — заранее обдумав свои слова, решительным тоном произнесла Харбанс Каур, его первая жена.
— Могу ли я узнать причину вашего отказа? Я предлагаю вам самый современный и роскошный дворец в Индии и не понимаю, почему вы отвергаете мое предложение.
— Вы прекрасно знаете причину. Мы бы с удовольствием переехали в новый дворец, если бы испанка согласилась перейти в зенану.
— Вам известно, что это невозможно. Она не привыкла жить в условиях зенаны. Она будет жить в своих собственных покоях.
— Ваше Высочество, нам не представляется возможным находиться в новом дворце, в то время как вы будете жить с иностранкой, чье поведение оскорбительно для наших традиций, поскольку она презирает нормы пурдаха. Я прошу вас понять нашу позицию.
Перед твердостью этих доводов раджа не захотел продолжать дискуссию. Ее Первое Высочество только что напомнила ему принцип, на котором всегда зиждилось индийское общество: каждому свое место.
— Наш мир падет, если мы не будем придерживаться традиций, — завершила разговор Харбанс Каур и с мрачным видом удалилась.
Другими словами, все или никто. Вероятно, они надеялись, что достигнут успеха с помощью давления на раджу, который в конце концов поставит Аниту на место. «Какая наивность! — подумал Джагатджит. — Никто не смеет оказывать на меня давление». А может, наивным был он? В этой особой войне нервов его жены рассчитывали на время. А пока они противились всему, чему можно было противиться, скрыто препятствуя проектам раджи и бойкотируя его намерения, направленные на то, чтобы добиться признания Аниты.
Он предпочел ничего не рассказывать Аните о разговоре со своей первой женой. Ему и в голову не пришло просить Аниту жить в зенане. Он знал, что это бесполезно, и, кроме того, ему это тоже не нравилось. Вхождение в зенану предполагало бы, что Анита должна «натурализоваться», а его привлекало именно то, что она была не такой, как остальные. Пусть сохранит свою самобытность, свое суждение, свой голос и по возможности избежит слишком больших жизненных потрясений.
Раджа отреагировал так, как всегда это делал: пользуясь своей властью. Ему хотелось достойно ответить на брошенный его женами вызов, который был воспринят им как оскорбление. Вы не хотите жить под одной крышей с испанкой? Не хотите принять ее? Тогда она будет ответственной за подготовку свадьбы наследника дома Капурталы. «Не хотите подобру, будет поневоле», — подумала Анита, серьезно озабоченная тем оборотом, который приобрели последние события.
— Они будут ненавидеть меня все больше и больше, топ cheri. Разве не более логично, чтобы Харбанс Каур занималась свадьбой? В конце концов, женится ее сын.
— Я хочу, чтобы именно ты занялась организацией торжества. Остальные жены будут развлекать жен наших индийских гостей, и только. Для другого они непригодны.
— Тогда я хочу, чтобы твои сыновья были здесь, — вздохнув, сказала Анита.
Анита познакомилась с тремя сыновьями раджи во время их краткого пребывания в Лондоне, когда все они собрались за ужином. Парамджит, наследник, показался ей замкнутым юношей, очень серьезным и запуганным отцом, полной противоположностью его невесты Бринды, щебечущей и полной жизни. Махиджит, по мнению Аниты, был более веселым, хотя и более отдаленным от отца и легкомысленным. Амарджит, военный, настоящий рыцарь, казался человеком, достойным доверия. А с Караном, о котором все говорили, будто он самый симпатичный, Анита не смогла встретиться, потому что он был в поездке по Швейцарии.
«Если бы они жили в Капуртале, — подумала она, — у меня были бы друзья, свой круг общения и жизнь стала бы более нормальной и менее одинокой». Как ни странно, Анита верила, что ее пасынкам удастся развеять враждебную атмосферу, которая образовалась вокруг нее. Они были примерно одного возраста, прожили долгое время в Европе и наверняка смогли бы повлиять на своих матерей, а заодно и прорвать изоляцию. Свадьба Парамджита могла бы стать началом перемен, и Аниту не воспринимали бы как «нежеланного» человека, вторгнувшегося в чужую семью.
Раджа решил потратить половину годовых доходов своей страны на пышное бракосочетание старшего сына. Колоссальная сумма отводилась на организацию перевозки, содержание и развлечение гостей. Как и средневековые монархи, он пригласил весь мир. И так же, как они, Джагатджит хотел, чтобы его народ участвовал в праздновании. «Чтобы запечатлеть в памяти это знаменательное событие, я имею честь объявить всем своим подданным, что отныне и впредь начальное образование будет бесплатным в пределах границ нашего государства». Но последняя фраза его речи: «Бесплатным для мальчиков, а также для девочек», — вызвала волну замечаний. В 1911 году сама мысль о том, что девочки наравне с мальчиками получат возможность учиться, была революционной, и это сразу же дали понять высшим чиновникам государства представители мусульманской общины, потребовавшие немедленной отмены принятого раджей решения. Но Джагатджит держался твердо и не уступил.
Намереваясь сделать свою страну маяком цивилизации и прогресса, раджа хотел войти в историю как просвещенный монарх. Несмотря на то что их считали эксцентричными, многие принцы добились для подданных своих стран таких условий жизни и социальных преимуществ, о которых не было известно в той части Индии, где непосредственно управляли англичане. Так, например, махараджа Барода прославился не только своей стаей дрессированных попугаев, умеющих ловко ходить по проволоке и ездить на миниатюрных серебряных велосипедах, но и тем, что в 1900 году учредил бесплатное и обязательное образование. Или Ганга Сингх, махараджа Биканера, который преобразил некоторые районы пустыни Раджастхана в оазисы земледелия, искусственные озера и процветающие города. Махараджа Майсора финансировал университет, ставший знаменитым в Азии. Раджа крошечного государства Гондал, простой человек, отменил налог для крестьян, увеличив таможенные тарифы, чтобы компенсировать уменьшение доходов государства.