Индийская страсть - Страница 24


К оглавлению

24

Они поднялись в апартаменты гостиницы «Мерис», и в тепле мраморного камина, стоявшего в спальне, раджа начал первые ласки. Он делал это так осторожно, что ей показалось вполне естественным, когда он предложил ей расстегнуть одежду. Пока она это делала, раджа вышел в ванную комнату, а затем вернулся в белом как снег халате, который слетел с него, прежде чем он скользнул в кровать. Она последовала за ним, как покорная лань. Он взял ее за руку, прижатую от страха к груди, чуть прикусил ей пальцы, а потом погладил ее по изгибу шеи, по пушку на руках… так что она невзначай ощутила прикосновение его труди. Анита почувствовала, как от удовольствия у нее по всему телу побежали мурашки, и обрадовалась, что в спальне очень темно и он не видит румянца на ее щеках. Потом она отдалась, без страха, но с болью, оставив на простыне, свидетельнице этой ночи любви, красное пятно от крови.

11

Вокзальные часы в Джаландхаре пробили десять утра, когда на станции показался объятый клубами пара поезд. О его приближении возвещали пронзительные свистки, которых не жалел щедрый машинист. Маленький вокзал был украшен сине-белыми флажками, как и подобает, если в городе расквартированы британские войска. Джаландхар, прежде небольшое селение, после строительства здесь вокзала начал разрастаться. Раджа не хотел, чтобы железная дорога, которая вела на запад, проходила через город Капурталу, поскольку боялся, что ему придется приезжать на вокзал всякий раз, когда какой-нибудь высокопоставленный британский или индийский чин будет следовать через него, то есть почти каждый день, так как Пенджаб являлся перевалочным пунктом в Среднюю Азию. Джагатджит Сингх не желал нарушать свою спокойную жизнь монарха, поэтому использовал свои связи в столице, чтобы дорога прошла через Джаландхар.

Как только поезд остановился, офицер в форме армии Капурталы вошел в вагон и, засвидетельствовав свое уважение досточтимым пассажирам, попросил их подождать несколько минут. Поезд прибыл раньше срока, и не все еще готово. «Это для меня?» — спросила Анита, увидев, как четверо индийцев раскатывали красный ковер между двумя рядами пальм, образующих коридор.

— Yes, memsahib… — ответил ей офицер. — Welcome to Punjab.


Как только она сошла с подножки вагона, ей сразу же надели на шею гирлянду из белых цветов, это оказались туберозы. Анита зажмурилась. Их благоухание напомнило ей духи «Tuberose», которые раджа привез ей из Лондона. «Так пахнет Капуртала зимой, — сказал он. — Если тебе понравится, мне было бы приятно, если ты будешь ими пользоваться». Всю свою оставшуюся жизнь Анита отождествляла запах туберозы с первыми годами своего пребывания в Индии. От этого аромата, распространяющегося вокруг, ей показалось, что напротив нее стоит принц; но нет, его нигде не было. Каждые два шага ее приветствовали либо индиец в тюрбане, либо женщина, либо девочка. Они вешали ей на шею гирлянду из цветов, а потом, сложив ладони, радостно произносили: «Намастие!»

Сколько улыбок, теплых взглядов, острого любопытства! И музыка. Оркестр, размещенный под крытой колоннадой, исполнял гимн Капурталы, а тем временем подразделение солдат из гвардии раджи эскортировало ее с обеих сторон до зала ожидания. Анита повернула голову в поисках знакомого силуэта, но так никого и не увидела. Вокруг нее были незнакомые лица, люди, не перестававшие вешать ей на шею гирлянды, которых становилось все больше и больше, так что они уже почти закрыли ей лицо. При входе в зал ожидания, где она встретилась с высшими чиновниками Его Высочества и членами местного правительства, на нее полился дождь из лепестков. Что говорить? Что делать? Наступил момент некоторого замешательства, потому что все замерли, остановившись в пестром холле. Потом какая-то женщина подошла к Аните, чтобы помочь ей освободиться от груза гирлянд. Почувствовав облегчение, испанка повернулась и сразу же заметила стоящего за дверью раджу, который смотрел на нее со своей неизменной улыбкой. Раджа следил за реакцией испанки и очень смеялся над ее помпезным прибытием.

— Altesse!

Аните хотелось броситься к нему в объятия, но она сдержалась. Разве мадам Дижон не говорила ей раз сто, что воспитание заключается в том, чтобы подавлять свои чувства, контролировать поведение и при этом создавать как можно меньше шума? Похоже, раджа пребывает в том же расположении духа, что и всегда, когда видит ее. Его взгляд словно прикован к Аните, он пожирает ее глазами, и конечно, если бы было можно, заключил бы ее в свои объятия.

Но Индия стала пуританской страной, и не следовало на людях демонстрировать свои страсти. В начале двадцатого века здесь правил нравами суровый викторианский образ мышления. Когда-то распутная атмосфера Индии шокировала набожных людей и влекла к себе пройдох. Тогда все было позволено: белый мог сделать себе обрезание, чтобы жениться на темнокожей; европейка могла сойтись с местным жителем, и они обращались в индуизм, сикхизм или христианство; у англичанина могли быть дети от биби (местной жительницы); европейцы курили кальян и носили курту … Давно ушли в прошлое времена маркиза Уэллсли, который, едва прибыв в Калькутту после своего назначения генерал-губернатором в 1797 году, отправил письмо своей жене, француженке по имени Гиацинта, прося у нее разрешения завести любовницу. «Прошу тебя понять: климат этой страны настолько пробудил мои аппетиты, что я не могу жить без секса…» — говорилось в письме. Когда почта вернулась, он прочитал ответ. Гиацинта с присущей ей элегантностью написала: «Совокупляйся, если считаешь, что без этого нельзя, но делай это со всем тем достоинством, благоразумием и нежностью, как ты это делал со мной».

24